Антон Кулаков - Дерево и пень[СИ]
— Но ведь она правда распланирована, — урезонила ее Катя, — ты же сама набивала приказ дяди Стасика…
— Ничего слышать не хочу, — взорвалась Света., — я найду способ добыть эти деньги. Даже если придется Арнольда подсидеть. Я найду нового хозяина!!! Света схватила пакет с вещами, подошла к вешалке, стянула свой плащ, пнула вешалку от чего та рухнула на пол:
— Еще увидимся, Катюша…
И удалилась. Катя опустилась на стул и задумалась — что же именно так изменило Свету. Что?
* * *Булюкин прошел через пропускной пункт тюремной больницы и оказался в длинном сером коридоре, по бокам которого шли двери, каждая из которых открывалась вовнутрь. Из чрева подвесного 'армстронга' выглядывали плоские светильники тускло освещавшие коридор. Мрачное убранство целиком передавало отрицательную энергию помещения и выдавало полную несвободу его обитателей.
Все это время Вика оставалась здесь — адвокат постарался чтобы ее не вернули в тюрьму назад. Войдя в палату он в очередной раз ужаснулся как отразились эти месяцы на девушке. Волосы ее были похожи на ломкую солому. Под глазами светились синяки. Ногти, на которых когда–то был лучший маникюр в школе, были изгрызены и слоились. На одном из пальцев ноготь сходил уже вторую неделю, что доставляло Вике жуткие страдания. Булюкин присел на стул у постели и сказал:
— Ваша подруга вышла…
— Да, — смотря остекленевшими глазами в одну точку сказала Вика, — я осталась одна.
— Вы по прежнему намерены молчать?
— Да, — повторила Вика, — я не дам показаний против свекрови. Я никогда не увижу сына и все узнают что он незаконнорожденный бастард.
— Виктория, — разозлился Булюкин, — сейчас 21‑й век. Половина младенцев незаконнорожденными на свет производятся — и ничего.
— Это половина. А я когда залетела? Вы помните сколько мне было лет?
— Я помню, — Булюкин понял что в этот раз он снова ничего от нее не добьется, так как Вика уперлась в свой бред как умалишенная. И это не прибавляло оптимизма. Но он не мог понять ПОЧЕМУ эта сильная девушка не хотела бороться…
Просто Булюкин кое–чего не знал. В глазах Вики до сих пор стоял визит ее свекрови…
Это случилось несколько дней назад. Елизавета появилась в палате в темном плаще и мешком фруктов. Пока в палате была медсестра Елизавета вела себя с Викой как с дочерью:
— Дорогая моя, поешь, твой адвокат скоро докажет что это была самооборона…
Но как только медсестра вышла свекровь будто подменили:
— Если ты проболтаешься о том, как мы подменили твой возраст и что у меня есть мотив, я сначала убью твоего сына, а потом увезу его гроб далеко–далеко. Так что ты ни нас, ни своего ублюдка не увидишь!
В ее взгляде отчетливо читалось — она не шутит и выполнит свою угрозу.
Но прочитать этого эпизод в глазах Вики Булюкину было не дано. И он его не прочтет…
— Навестите моего сына, посмотрите как он, — сказала Вика, — придите и расскажите. Я буду ждать.
Возвращаясь назад по мрачному коридору к пропускному пункту Булюкин размышлял на тему возможного суда, которого теперь не избежать, как и того, что приговор будет кошмарным… Елизавета и Александр стояли в палате и смотрели на Дениса. За прошедшее время ему стало гораздо хуже. Кожа стала землистого цвета, дышал он только через специальные трубки. Несколько трубок были проложены по отекавшему все сильней и сильней дыхательному пути, а еще две — были просунуты через отверстия, которые сделали ниже отека. Ребенок угасал на глазах.
— Вот и происходит то, что я так ждала, — сказала Елизавета, смотря на ребенка, — еще немного и его смерть смоет наш позор.
— Мама, — полушепотом сказал Александр, — ты вообще понимаешь что ты говоришь?
— Я прекрасно понимаю что я говорю. И повторю это столько раз сколько посчитаю нужным. На твоих глазах в историю уходит главный промах твоей жизни. Ты не рад?
— Нет! Я переспал с Викой по любви. И ребенка я тоже люблю, несмотря ни на что.
— По любви, — изумилась Елизавета, — а чего ж ты эту 'по любви' ни разу в тюрьме не навестил?
— А кто мне каждый день трындел что мне там нечего делать и тому подобное?
— Ой, — махнула она, — тоже мне — у тебя своих что ли мыслей нет? Все мои? Залез под юбку и рад.
— Мама, тебя не понять совершенно! — обиделся Александр.
— А тут и понимать нечего, — закончила разговор Елизавета. Сын умолк. Мама осталась довольна.
Они бы так и стояли в палате, если вдруг Александр не закашлялся резко и громко. Елизавета испугалась и вывела сына из палаты — они отправились к приемной.
Денис открыл глаза. В пустой палате появился адвокат Булюкин. Мальчик взял со столика лист, на котором он писал, так как говорить не мог.
— Кто вы? — написал он.
— Я адвокат твоей мамы, — сказал Булюкин и осмотрелся. Было видно что мальчик доживает свое последнее время — вокруг было множество трубок. Аппарат искусственного дыхания, осциллограф чертил на экране сердцебиение ребенка.
— Как она? — написал ребенок.
— Хорошо, — сказал Булюкин, — она скучает.
— Когда она приедет? — спросил ребенок.
— Я думаю что скоро, — улыбнулся адвокат, — вот выйдешь из больницы…
Булюкин не закончил фразу. Он увидел, как глаза мальчика поплыли и он медленно задрыгался. Аппарат дыхания встал и громко и протяжно засигналил. Булюкин понял, что воздух не поступает. Он видел как вбежали врачи и начали крутиться вокруг, пробуриться ниже нового отека, чтобы кислород поступал, но все тщетно. Осциллограф рисовал прямую линию уже 10 минут. Врач зарегистрировал время смерти…
Адвокат вышел в коридор. Его распирало изнутри от неописуемой боли и он не мог объяснить почему. Ведь сын Вики по сути был ему никем, ребенком женщины которая убила его жену. Но Булюкину было тяжело, ведь он представлял как скажет об этом Вике и какая будет реакция. Теперь у нее нет мотивов к борьбе… Хотя… Ведь теперь ей некого позорить! Теперь она спокойно расскажет всю правду и сможет выйти на свободу.
В следующий момент он увидел идущих ему навстречу Елизавету и Александра. Ему было достаточно услышать одну фразу женщины, чтобы понять окончательно кто совершил убийство:
— Наконец–то этот ублюдок освободил нас от проблем и задохнулся, — сказала Елизавета и они прошли в палату.
Булюкин был взбешен. Теперь он точно уничтожит эту стерву.
III. «ПРИГОВОР»
14. ПЕРВЫЙ ЗВОНОК
Андрей ехал в трамвае и смотрел через мокрое стекло на удалявшийся дом Марка и думал о том, в какой западне оказался его друг. Он ощущал свою вину в том, что вовремя не заметил совершенной ненормальности состояния Марка. Мысли об этом не радовали. Трамвай монотонно стучал колесами и скрипел тормозами на подъезде к остановкам. Трамвай обгоняли случайные автомобили увозя чужие мысли и проблемы. Пасмурное весеннее небо постепенно темнело — собирался дождь. В окнах проплывали многоэтажки, школы, магазины. Все это казалось большим серым монстром, поглощавшим все вокруг, чтобы потом расплыться на горизонте. Город играл свою визуальную симфонию, мок под мелким дождиком. Прохожие прятались под зонты и плащи, на балконах женщины снимали сушившееся белье. Весь этот пейзаж только лишний раз напоминал о том, что город вечен — если в одной из квартир происходит конец света, то возможно, где–нибудь, за другой типовой гипсокартонной перегородкой происходит сотворение мира. И новый мир, который открывается в этот момент возможно будет гораздо лучше того, который загибается где–то по соседству. Но Андрей наблюдал за крушением и потому о том, что где–то создается что–то новое он и не подозревал. А если бы даже и подозревал, то наверняка бы не увидел — так сильно были заняты его мысли судьбой больного, тронувшегося умом Марка.
Трамвай вывернул на Смоленское шоссе и двинулся в сторону заветной станции метро. Пейзаж совершенно не изменился, разве что возраст высотных жилых домов на шоссе был немного более почтенным, чем на свежепостроенном Лисьем Острове.
Вскоре трамвай, немного накренившись, свернул с шоссе и остановился на кольце у метро. Андрей быстро спустился на «Бухарестскую» и минуты две ждал поезд на север. Вскоре он подошел, архитектор нашел свободное место в углу. Двери закрылись, и поезд оторвался от платформы и начал быстро набирать скорость. Вскоре состав оказался в туннеле. За стеклом проносился причудливый рисунок из труб и кабелей. Андрей наблюдал за ними и продолжал погружаться в свои невеселые размышления… Так он доехал до дома, не отвлекаясь от невеселых размышлений о судьбе Марка. Выйдя на поверхность Андрей прогулялся пешком от метро и, оказавшись в своей уютной берлоге, называемой типовой двухкомнатной квартирой, принялся готовиться к долгожданной поездке в командировку. Андрею совершенно точно требовалась перемена места и неважно что это будет в итоге — Вологда, Новгород или Иркутск — где угодно, только не в Озерске. Здесь все слишком еще неустойчиво. Надо окружать себя совершенно новыми людьми, которые, может быть, не будут смотреть ему в рот и говорить за глаза любезности, но по крайней мере они создадут совершенно новый объем, и появится возможность обновить свое жизненное пространство. Андрей забрался в душ и встал под острые прямые струи воды. Ему хотелось поскорее отмыться от того что он видел, но это не так уж и просто сделать, особенно если очень хочется избавиться от этих мыслей.
